Ни дать ни взять фильм ужасов, где компания глуповатых подростков крадётся, нервно перешучиваясь, в какой-нибудь древний храм.
Я попросила остановиться ненадолго, уселась в любимую позу для концентрации потоков – со скрещёнными щиколотками – и развернула широкий, на сорок шагов, эмпатический купол второй ступени, как можно более рассеянный и незаметный.
«Ожидай худшего», да. Если первые два совета дяди Эрнана иногда бесполезны, то этот выручает всегда.
Вскоре полоса из светлого камня упёрлась в подножье холма, высокого и пологого, со скошенной вершиной. Основание было, по самым грубым прикидкам, километра три в диаметре… Впрочем, с оценкой на глаз таких вот громадин у меня туговато. В конце дороги высилось дерево с густой кроной, сильно прижатое к склону. Нижняя ветвь, с человеческий корпус толщиной, росла от основания под острым углом. С неё свешивались жёсткие вьюны, покрытые мелкими белыми цветами. Тейт сглотнул, покрепче сжал мою руку, затем, упрямо склонив голову, отвёл в сторону эту естественную «занавеску» и шагнул в открывшуюся арку.
То, что я приняла за холм, оказалось частью высоких стен, окольцовывающих внутреннее пространство. В нагромождениях скальных обломков поблизости я не сразу опознала строения, но потом заметила двери-щели, занавешенные нитками бус и вьюнами… и почти сразу почувствовала присутствие других людей.
Они просто выходили из своих странных домов, но по ощущениям – выплывали, как призраки. Высокие – по большей части выше нас с Тейтом. Непривычно одетые… У одних – сильно облегающие трико, у которых внизу накручено множество лент, наподобие юбки, скрывающих силуэт, но не мешающих двигаться. У других – сочетание невероятно широких штанов, перетянутых у колен и у щиколоток, со свободной сорочкой, подобранной у пояса, локтей и запястий так, что казалось, точно фигура состоит из шаров. У многих головы закутаны лёгкими шарфами на манер рыхлого тюрбана, и у всех такие же «шарфы» широкими кольцами лежат на плечах, в несколько слоёв.
Стрижки короткие, максимум – волосы до середины шеи.
И, шрах, даже не понятно, кто женщина, а кто мужчина…
Я рефлекторно выпрямила спину и расправила плечи почти до боли.
Рыжий упрямо вздёрнул подбородок. Между бровей у него пролегла едва заметная вертикальная складка. Многие из тех, кто попадал в мой купол, ощущались размытыми тенями, эмоции и мысли словно что-то глушило. Никакой прямой агрессии, но у некоторых – ярое неодобрение, липкая зависть, злость, предвкушение неприятностей для кого-то другого. У других наоборот – сочувствие. В двух или трёх местах мигнули тёплые чувства – симпатия, радость, восхищение.
Большинство же были как зрители в цирке, когда дрессировщик без хлыста выходит к хищнику.
– Я вернулся, – громко сказал Тейт. Тут же притихли те, кто до сих пор перешёптывался. – И не один.
Тут собралось примерно три десятка человек, и постепенно вокруг нас сжималось кольцо. А после этих слов точно волна разошлась – любопытство, недоверие, жадность. Я ощутила уже знакомый образ: «насилие – использование – выгода».
Резонанс.
Ох, мамочка и папочка, дядя Эрнан, дорогая Нэсс, заберите меня отсюда…
– Вижу, – произнёс кто-то красивым певучим голосом; звук шёл оттуда, где было особенно густое пятно зависти и злости.
У меня мурашки по спине пробежали. Но продолжить незнакомцу не позволили. Вдали кто-то вдруг с размаху врезался в толпу. Кто успел, тот сумел отступить в сторону.
Кто не успел, оказался на земле.
– Тейт, тварина ты рыжая! – гаркнул новоприбывший, расталкивая локтями последний, ближний ряд, и метнулся к нам чёрно-белой кометой. Он был высок и тощ, одет в белое трико с паутиной серых лент от бёдер до колена и в два чёрных «шарфа» – на голове и на плечах. От него разило восторгом, по большей части напускным. – Тейт, ты, дрянь изворотливая, я тебя обожаю!
Он разом обнял нас двоих и крепко стиснул. Рыжий загоготал, я с трудом выдохнула. Потом незнакомец отстранился и как следует дёрнул Тейта за ухо.
– Ты вообще думал, что делал? – дальше последовало какое-то малопонятное ругательство. Что-то насчёт совокупления с айрами в неблагоприятных условиях, вроде бы. – Но ты правда это сделал! Везучая тварь!
Тейт выпятил грудь:
– Это потому, что я самый…
– Балда! – Долговязый несильно стукнул его по лбу и улыбнулся: – Это потому, что ты дурак. А дураки так легко не дохнут.
Я наконец смогла рассмотреть незнакомца. Лицо у долговязого оказалось приятное, по моим меркам – даже красивое. Широкий лоб, светло-серые миндалевидные глаза, прямой нос, на нижней губе – два аккуратных симметричных шрама. Украшение, что ли? Портило его только почти полное отсутствие бровей, от которых остались два тёмных кругляша у переносицы.
– Я вообще не дохну, – немного обиженно откликнулся Тейт, но долго дуться не смог и тут же затараторил: – Кого я поймал! Смотри, это Трикси Бланш, – крутанул он меня, как куклу. – Красивая, да? Скажи, красивая? Моя добыча!
– Застолбил? – улыбнулся одними губами долговязый; в глубине сознания у него промелькнуло что-то неприятное, что-то…
Промелькнуло – и исчезло.
– И она по-нашему понимает, – добавил рыжий.
Я склонила голову к плечу, подтверждая. Его приятель, кажется, был раздосадован; по крайней мере, предпочёл бы, чтобы экспрессивный пассаж насчёт айров прошёл мимо моих ушей… а может, хотел скрыть и что-то ещё.
– Значит, Трикси Бланш, – задумчиво повторил он, слегка коверкая имя. У Тейта в своё время получилось ловчее. – Я Кагечи Ро, друг Тейта. Выходит, ты приняла его?
– А вот это ещё не решено, – вмешался тот, первый, сладкоголосый, выступая из толпы. Ростом он был немного пониже Кагечи, но выглядел куда мощнее. «Шаровары» и безразмерная рубаха с целой горой из «шарфа» на плечах добавляли объёма. – Дуракам резонанс ни к чему. И вообще большой вопрос, осилит его ли худший ученик.
Тейт, остававшийся даже в самые опасные моменты погони весёлым и тёплым, разом заледенел и потемнел.
– Посмотрим, – тихо сказал он и, не глядя, пихнул меня в объятия к другу. – Ро, присмотри.
Дома мне никогда не нравились мужчины, предпочитающие яркие цвета. Может, потому что у нас не принято в повседневных случаях одеваться слишком броско, это воспринимается… как отклонение, наверное. А круглолицый громила с белыми волосами, который стоял напротив Тейта, был облачён как раз в кислотно-жёлтое – того оттенка, на который и смотреть-то больно. Тёмно-красный шарф-накидка на этом фоне выглядел как запёкшаяся кровь.
– Посмотрим, – охотно повторил громила и улыбнулся, показав кончики зубов. Кажется, подточенных.
Шрах, возможно, стоило остаться в пещере…
Толпа раздалась, образуя широкий круг. Кагечи Ро изобретательно выругался – «выжженная долина между ушей» как метафора глупости прозвучала особенно выразительно – и потащил меня к самой кромке, вплотную к какому-то строению, потом заставил сесть и наклонить голову.
– Не вставай, я прикрою, – прошептал он, не отводя глаз от напряжённой фигуры Тейта, который в своём чёрном костюме сейчас походил на обугленную спичку с язычком пламени. – Дурак, идиот, что же ты делаешь-то…
– У Тейта проблема? – насторожилась я. Эмпатический купол опять сжался – сказывались общая усталость, голод и перенапряжение.
– У Боззы проблема, – отрицательно вздёрнул подбородок Кагечи Ро. – И у нас. У всех. У Тейта – как следствие.
– Он вроде бы сильный, – произнесла я, вспомнив драку со свободными.
Выражение лица у Кагечи стало совсем кислым. И эмоции – тоже, неподдельно и искренне, без всякого двойного дна.
– Сильный-то сильный. Но редкий придурок.
Я так и не поняла, кто начал первым. Вокруг здоровяка Боззы заструился жутковатый пронзительно-жёлтый туман, но в ту же секунду Тейт вытянул руку и резко сжал пальцы в кулак.
Раздался взрыв.
Бабахнуло так громко и заискрило столь ярко, что на мгновение отказали и зрение, и слух. Потом до меня дошло, что вокруг нас с Кагечи Ро появилась тонкая дрожащая плёнка вроде мыльного пузыря, которая отсекала все опасности… в том числе огненный хаос, который устроил рыжий. А когда схлынули пламя и дым, то на месте ровной белой площадки остался оплавленный кратер – и кочка там, где раньше стоял Бозза. Его я узнала только по клубам жёлтого тумана, выполняющего, видимо, те же защитные функции, что и плёнка у Кагечи Ро.