– И какое же? – А-Сэй, уже оправившийся от внушения, сплюнул себе под ноги. Я деликатно сделала вид, что не заметила искр, нырнувших под землю. Ещё одна ловушка? Ну и пусть. Сегодня и только сегодня это действительно неважно.
И вообще, Орсе осталось всего с десяток шагов. Доберётся до Шекки – и мне тоже можно будет плюнуть на дурацкую силовую дипломатию.
– Я позволила себе ошибаться. И запретила умирать, пока не найду Тейта и не поговорю с ним. – Это прозвучало столь нежно и задумчиво, что я не узнала собственный голос. – Сами понимаете, что сочетание двух обещаний создаёт весьма неприятный для вас эффект. Честно говоря, я понятия не имею, что сделаю, если начну отбиваться всерьёз. Но в одном уверена: и станет больше одной каплей росы на ладонях мира.
– Что за хрень?! – взвился А-Сэй, встряхнув головой. Мысленный образ, которым сопровождалась строка, ему не понравился, но впечатление определённо произвёл.
А Орса, которой оставалось до меня всего четыре шага, замерла и недоверчиво уставилась, точно призрак увидела. Не удивлюсь, если Соул регулярно декламирует ей любимые стихи на ночь – вместо сказок.
– Это цитата, – вежливо пояснила я. – Один мастер был так любезен, что прочитал мне пару сетов назад занимательную лекцию о древней поэзии.
– Какую ещё к фаркану ле…
Договорить он не успел. Молчун с садистскими замашками шагнул вперёд и предупреждающе положил ему руку на плечо.
– Друг, не надо. Я её вспомнил. Это она была на поединке. Три дня назад.
– И как? – мрачно уставился на него А-Сэй исподлобья. Молчун пожал плечами:
– Плохо, друг.
Они засомневались. А любое сомнение в конфликтной ситуации – плюс сто очков эмпатам, потому что его легко переплавить в слабость. Я сгустила купол, нагнетая чувство неуверенности – и одновременно подстегнула Орсу. Девчонка птицей взлетела на спину химеры и вцепилась в меня.
– Вот и хорошо, – вздохнула я с облегчением и обернулась к ней: – Всех спасли, драка отменяется. А теперь просто извинись за то, что натворила.
Она обиженно засопела, помялась – и выдала:
– Ну, извините. Больше не буду. И А-Сэй совсем не вонючий рииз с палёным задом. И Мика не сопля, не пещерная слизь, и ей не надо платить, чтоб с ней целовались. И она почти не тупая. То есть совсем не тупая, вонючая риизка, – поправилась Орса. – И…
Я, к счастью, переварила этот шедевр быстрее, чем осчастливленная извинениями компания.
– Шекки, давай!
И мы взлетели – десять оранжевых крылатых химер на десять сторон, каждая – с двумя перепуганными визжащими наездницами. Все ненастоящие, разумеется – Шекки очень вовремя стал невидимым, прикрывая и нас.
А-Сэй запоздало спохватился и фонтаном искр из-под земли храбро сжёг целую одну иллюзию, дрессированные твари его подружки заели ещё две. А к тому времени, как мстители сообразили, что их провели, мы уже были примерно в трёхстах метрах от них – и удалялись всё быстрее.
Орсу я отпустила через четверть часа, в безопасном месте. Весь полёт она восторженно пялилась по сторонам, забыв даже про присохшую к носу кровь, и, очутившись на земле, не сразу пришла в себя. По крайней мере, мои ценные указания – поскорее вернуться к Соулу, заручиться его поддержкой и хотя бы пару дней держаться поосторожнее – выслушала с несвойственным для неё почтительным вниманием. Когда же я договорила, девчонка вдумчиво поскребла окровавленный лоб и спросила:
– А ты правда-правда полетишь искать этого, ну… Танеси Тейта?
– Правда, – вздохнула я, машинально погладив мощную шею Шекки. Вот кто герой, вот без кого мы бы пропали. Хороший мой, красивый…
Айр довольно встопорщил жёсткие перья и утробно заурчал.
– А это, ну… разве возможно?
– Вряд ли, – улыбнулась я. – Но, думаю, сегодня хорошая ночь для невозможного.
Когда Шекки поднялся высоко над Лагоном, почти до самого незримого свода, отделяющего цитадель магов от смертельно опасных гор, полных дикого волшебства, я подумала, что прощальная фраза получилась ничего так.
Осталось только подтвердить её делом.
Глава 8
Учимся говорить
Разновидность стихийного бедствия. Подкрадывается незаметно, глядит виновато, рушит планы с непринуждённостью землетрясения.
Ночное небо в горах – это нечто особенное. Оно прозрачное, как хрусталь, тёмное, как чернила, а от колючего света звёзд временами становится больно глазам. Глядя ввысь, хорошо думать о любви – или о вечности, а лучше всего – о вечной любви, потому что именно тогда легко поверить, что она существует.
Ночное небо в диких горах за Лагоном – смертельная ловушка. Зачастую оно мутно-чёрное, как смола, и столь же вязкое. И тогда ни звёзд, ни луны не видно, а дышать получается через раз. Области испепеляющего жара сменяются без всякой системы ледяными ветрами, высота то не чувствуется совсем, то начинает страшно давить на барабанные перепонки. Облака лёгких серебристых искр разъедают кожу быстрее кислоты, а грозовые фронты налетают неожиданно, и нет такой магии, которая позволила бы укрыться от них.
Всё это я знала давно, из рассказов Тейта. А теперь – постигала заново, уже на своей шкуре.
– Вниз? Устроим привал? – спросила я, когда Шекки начал кружить над очередной долиной. – Хорошо, давай. Выбирай место.
Химерическая птица издала короткий клекочущий звук – и начала снижаться.
Мне-то, разумеется, хотелось продолжить путь. Восточный край неба начал светлеть – похоже, в пути мы были около десяти часов. Усталость почти не ощущалась из-за постоянного нервного напряжения, но я знала, это иллюзия: расслабишься немного – и в кашу растечёшься, а мне пока нельзя в кашу, надо спешить – Тейт далеко впереди, и каждая минута промедления уменьшает шансы на встречу.
С другой стороны, если вымотаюсь до предела и свалюсь с химеры, к цели это меня не приблизит. В сериалах, фильмах и книгах, особенно подростковых, часто встречается идея, что якобы не важен результат – важно старание. Вроде как если действуешь на пределе – ты молодец, и тебе непременно воздастся за усилия. Полезная установка, конечно… Но только для детей, которым зачастую не хватает ни возможностей, ни терпения, чтобы добиться настоящей победы; это что-то вроде утешительного приза. Мне же всегда ближе была позиция дяди Эрнана: максимальный результат с наименьшими усилиями.
То есть отдохнуть немного перед очередным рывком всё же стоило.
Однако самый важный аргумент в пользу неожиданного привала, конечно, заключался в ином: вёл нас Шекки, а значит, ему было решать, в каком темпе двигаться. Тейт уже удалился на такое расстояние, что ни одна доступная мне псионическая методика не позволяла до него дотянуться. Я знала это, и именно потому с самого начала рассчитывала только на химеру, и у меня были причины верить в успех всей этой авантюры.
Во время путешествия к океану Тейт частенько отпускал Шекки порезвиться. Случалось, что крылатый айр догонял нас через три-четыре дня, причём без посторонней помощи – без сигнальных залпов или магических маячков. Когда он находился близко, Тейт управлял им с помощью свиста, хлопков или резких жестов, но это скорее напоминало разговор с человеком, не владеющим речью, чем команды для биоробота. А когда нас вела Аринга, и Тейт отпустил Шекки, тот не только сумел найти обратную дорогу в Лагон, но и войти – сильно сомневаюсь, что созданный Оро-Ичем купол над долиной пропускал неодушевлённых существ, будь они хоть трижды «своими». Именно тогда я впервые заподозрила, что Шекки разумен, и потом подсознательно искала подтверждения своей теории… А после успешных переговоров с химерой, кажется, поняла, как Тейт умудрился выкрасть у мастера Лагона его творение.
Всё дело было в харизме.
Когда говорили о сильных сторонах Тейта, то обычно упоминали сокрушительную мощь, скорость или ловкость. Те, кто знал его лучше, на первое место ставили ум и хитрость. Но лично я самым убойным оружием рыжего считала… обаяние. Порывистый, искренний, с мрачной бездной в душе – воистину смертоносное сочетание. Одна солнечная улыбка – и прекрасные женщины падают к ногам, многоопытные мастера снисходительно внимают дерзким речам, а домашние животные доверчиво подставляют шеи… Разумеется, в Лагоне не принято держать питомцев: слишком хлопотно, да и хозяин в любое время может умереть или отправиться в дальнее путешествие лет на десять. Но для Оро-Ича правила не писаны. Так почему бы ему не создать разумную, одушевлённую химеру – и не отдать её потом мальчишке, который умудрился раскрыть тайну необычного айра и подружиться с ним?